БУДНИ ФРАНЦУЗСКИХ «ПОЖИЗНЕННИКОВ»

Патрик Анри, умерший 3 декабря 2017 года, провел несколько десятков лет в центральной тюрьме «Сен-Мор». По медицинским показаниям он был освобожден 15 сентября. Наши журналисты отправились за стены этой тюрьмы, чтобы встретиться с «пожизненниками».

Для 204 заключенных центральной тюрьмы¹ «Сен-Мор» будущее также мрачно, как и их прошлое.

Было бы эвфемизмом сказать, что здесь отбывают длительные сроки. «Примерно 15 лет», – говорит один из надзирателей. В этой тюрьме 35 заключенных называются на тюремном жаргоне ПЖ, что означает «пожизненное заключение». Один из них – назовем его господин М. – находится за решеткой с 1976 года. У него проблемы со здоровьем. Он сегодня всего лишь тень бывшего себя. Имя этого человека известно всей Франции. Но закон запрещает называть его, впрочем, как и остальных заключенных. Это делается, в частности, из уважения к их жертвам.

Триада: спорт, работа, прогулка
Недавнее освобождение Патрика Анри², скончавшегося в воскресенье, 3 декабря, и тоже отбывавшего свой пожизненный срок в тюрьме «Сен-Мор», выявило деликатный вопрос, связанный с длительными сроками заключения. «Проблема лиц, которым суждено вернуться в общество, – подчеркивает директриса центральной тюрьмы Вероника Суссе,  – Это проблема и с точки зрения того, что они совершили и за что осуждены, и с точки зрения того количества лет, что они провели здесь». «Честно говоря, за 5 лет, что я провел здесь, я ни разу не видел, чтобы кто-то отсюда выбрался», – говорит Омар³, уже 13 лет находящийся в заключении за торговлю наркотиками. Для большинства «все это очень долго и очень муторно», подчеркивает 43-летний Микаэль, «из последних 20 лет на свободе я был только семь». «Я не ангел. У меня тяжелая статья», – признает он. Конец срока, о котором он грезит, наступит лишь в 2021 году.

У Омара все дни расписаны чуть ли не поминутно. Все завязано на своеобразную триаду: спорт, работа, прогулка. Максимум семь выходов в день из камеры – именно столько раз заключенные могут покинуть свою камеру, в которой каждый, как может, пытается создать видимость дома. Камера Мишеля выглядит как шоу-квартира: мебель, имитирующая красное дерево, украшена рядами DVD-дисков. В основном, обстановка скромная. «В тюрьме все дорого», – возмущается Филипп. Любая еда, которую можно приобрести в магазине на «отоварку», стоит в два раза дороже, чем на воле. Да и выбор ограничен. «После того, как поставщик сократил свой каталог, а интернета здесь нет, нельзя даже заказать одежду», – поддерживая Филиппа, жалуется Ив.

«Все те, кто есть снаружи, вы их найдете и здесь»
Нареканий много, иногда и в отношении администрации, которая, по мнению заключенных, не всегда расторопна. Большинство жалоб рутинны. «Часто я спрашиваю у них, каково бы им было, если бы жертвой оказались они сами», – улыбается один надзиратель. Цель, которую преследуют в «Сен-Мор»,  понятна: «придать смысл наказанию и сделать так, чтобы каждый из них понял, что явилось причиной этого наказания», –  отмечает Вероника Суссе. С этой целью на каждого заключенного составляется ПИН – план исполнения наказания, которому персонал следует ежедневно. Отмечаются и положительные моменты, и отрицательные.

«СИЗО, в котором заключенные находятся в ожидании приговора, больше похоже на большую казарму, но в централе, как здесь, это скорее семейное общежитие, где у каждого есть своя комната, владельцем которой он является», –  сравнивает Себастьян. Бывший военный, сейчас он работает в качестве ответственного сотрудника в блоке А. Блок А – «это тюрьма в тюрьме»: здесь располагаются дисциплинарное отделение (ДО) и отделение изоляции (ОИ). У Себастьяна внешность боксера, которым он, кстати, раньше и был, и огромный опыт, приобретенный в ДО и ОИ. «В конце концов, это, как везде, – говорит он. – Всегда находится кто-то, кому не нравится сокамерник…»  «Все те, кто есть снаружи, вы их найдете и здесь, – соглашается Мишель, заключенный блока А. – Есть пожилые, придерживающиеся определенных правил, есть и молодежь, которая ничего не уважает».

Он добровольно отказался находиться среди заключенных, содержащихся в блоках В и С, там, где обычные условия содержания. Три этих блока (А, В и С) лежат в основе этого централа, введенного в эксплуатацию в 1975 году. Мишель рассказывает о порядках, которые складывались здесь годами. Днем – «все хорошо». Вечером – все наоборот, «когда я в камере, все наперекосяк», особенно «в день, когда я сюда прибыл». Очнулся на полу после разборок в результате приема алкоголя. Такое в его жизни случилось во второй раз. «Мне сказали, что это был я. Но я абсолютно ничего не помнил. Хотя, конечно, наверное, что-то такое было». Этот 60-летний мужчина говорит, что в душе у него существует «еще одна тюрьма», он ощущает ее тяжесть, когда думает о своей жене, находящейся там, на воле, которая «тяжело больна». «Половина моей головы здесь, другая половина – с ней».

Две стены
«В сознании многих они окружены двойной стеной, – утверждает Грегори Эсканд, один из психологов тюрьмы «Сен-Мор», – Внешняя стена, реальная, и ментальная стена, за которую они не могут выбраться». У них складывается ощущение, что они как бы провалились в какую-то «пещеру» площадью 9 квадратных метров и никак не могут выбраться из этого грота. «Мы делаем все возможное, чтобы они выбрались, но не всегда получается», – говорит Дидье Дюширон, глава режимной службы.

Роберт безвылазно провел в своей камере 10 лет, переступая ее порог лишь один раз в году, когда проводится полный обыск. Но однажды что-то «щелкнуло» у него в голове, и он решил выйти наружу. Теперь он занимается уборкой огромного коридора, соединяющего три блока. Он полирует этот коридор с таким усердием, которое не снилось лучшим игрокам в керлинг. Многие считают, что у него никого нет. «Когда годы заключения текут один за другим, очень часто случается, что обрываются все контакты с родными», – отмечает Эрик Лостанлян, ответственный сотрудник Пенитенциарной службы ресоциализации и пробации (ПСРП), одной из задач которой среди множества других является «подготовка к тому, что будет после».

«После 25 лет наказание не имеет смысла»
Для Алена «того, что будет после, не существует». Повторно сев в тюрьму в 1986 году, он больше не испытывает желания ее покинуть. «Его жизнь остановилась 25 лет назад, – вздыхает Дидье Дюширон. – С тех пор его ничего уже не трогает». Для таких заключенных, как Ален, «полностью адаптировавшихся» к тюремной жизни, надзиратели часто являются единственной точкой соприкосновения с внешним миром. До такой степени, «что я видел, как некоторые из них присутствовали на похоронах одного из наших коллег», рассказывает один надзиратель.

По иронии судьбы в столярной мастерской заключенные изготавливают гробы для Судебно-медицинского института (СМИ), которые также используются для похорон заключенных. «Это худшее, что может случиться, – говорит Дидье Дюширон, – умереть в тюрьме. Когда 35-летние мужики видят такое, что они могут сказать друг другу? Что они могут думать о своем будущем?» В «Сен-Мор» и надзиратели, и заключенные убеждены: «После 25 лет наказание не имеет смысла, – подчеркивает Дидье Дюширон. – И это притом, что сегодня пожизненное заключение гораздо более реально, чем было ранее». «Это настоящий парадокс, – дополняет Вероника Суссе. – Как подготовить человека к свободе, если не существует даты его освобождения…»

Для других «голубой мечтой» является окончание срока содержания в условиях строгой изоляции, что позволит им получить краткосрочный отпуск или претендовать на возможное условно-досрочное освобождение. Но для этого необходимо, чтобы они осознали то, за что их осудили. «У 55% имеются психологические расстройства, и многие из них именно себя считают жертвами, – отмечает Грегори Эсканд. – Они полагают, что действовали в ответ на неправомерные действия в отношении их самих». Иногда они говорят: «да, это было ужасное преступление», в котором он участвовал, «если бы не одно "но"…»

«Чтобы они изменили свое мнение, нужно время, – продолжает Грегори Эсканд. – И это время, оно у нас есть…» Жерар – еще один из местных «стариков». В первый раз он был осужден к 10 годам. Во второй раз – к 18. Сейчас он ожидает, когда его переведут в ЦЗ – центр заключения, где условия содержания более мягкие.

Если на кухне пропал нож, начинается «психоз»
Совершенно другая картина с «бунтарями», часто это «безбашенная молодежь». Жозеф, по рассказу надзирателя, был осужден в Версале «за взятие заложников». Там же, в Версале, продолжает рассказывать надзиратель, он разгромил камеру, в которой содержатся обвиняемые, пытаясь, «то ли взаправду, то ли нет, совершить побег». Когда его везли в тюрьму, он предупредил, что это будет его «последнее путешествие». Его, со скованными ногами, сопровождали 10 бойцов из пенитенциарного спецназа ЭРИС⁴, оснащенных как элитные коммандос из ЖИГН⁵. «Необходимо было внимательно следить за ним, чтобы он не попытался завладеть оружием или еще что-то предпринять», – говорит начальник конвоя.

В блоке А, чтобы проводить в душ заключенного, характеризующегося высоким уровнем опасности, четверо надзирателей экипируются, как «робокопы». В тюрьме «Сен-Мор» насчитывается около 30 ОНЗ – «особо наблюдаемых заключенных». Если на кухне вдруг куда-то запропастится нож, «начинается, как признается Брюно, начальник этого блока, настоящий психоз. Такое случилось совсем недавно. Пришлось обшарить все мусорные баки, но, к счастью, мы нашли этот нож. В мусорный бак он упал случайно». Больше всего здесь опасаются коллективных выступлений. Сотрудники до сих пор помнят о массовом бунте, произошедшем в 1987 году. Как и в любом другом подобном централе, спокойствие здесь висит на волоске, который, бывает, что и рвется.

Оружия у надзирателей нет, зато у каждого есть «БИП», прибор, активирующий с помощью звукового сигнала общую тревогу и указывающий, где конкретно случилось ЧП. В течение двух дней, когда мы готовили свой репортаж, тревога не прозвучала ни разу. «Обычно же тревога звучит примерно раз в день», – говорит надзиратель. «В общем, важна как пассивная безопасность, так и активная, – излагает свою мысль Дидье Дюширон. – Наша профессия – работа с людьми». Шестое чувство развивается у сотрудников с годами. Любой услышанный разговор может подсказать, что готовится что-то серьезное. «Здесь со мной здороваются чаще, чем за пределами тюрьмы, – говорит Дидье Дюширон. – Но если я замечаю, что кто-то не говорит «здравствуйте», и у этого человека тяжелый взгляд, то я понимаю, что имеется какая-то проблема, которую необходимо решить. Централ – это как большой театр».

Коридор знаменитостей
«Самые опасные – это те, кто осужден за терроризм или радикализировался уже в тюрьме, – предупреждает надзиратель. – Хоть они вам и улыбаются, но поворачиваться к ним спиной нельзя». В знак протеста против условий содержания один из известных представителей радикального ислама отказывается покидать дисциплинарное отделение. «Это еще не самое худшее, – говорит надзиратель. – Такой парень, как он, за три недели промоет мозги всем обитателям блока А». В блоке  С мы встречаем несколько узнаваемых персонажей. Их можно было видеть в передаче «Встречайте – обвиняемый». Но о многих общественность ничего не знает. «Хотя некоторые из них совершили вещи похуже, чем Патрик Анри, – говорит другой надзиратель, – о них широкой публике практически ничего не известно».

А вот этот знаменитый заключенный, признаются надзиратели, всегда «приветлив и умен». Пока неизвестно, подаст ли он заявление об условно-досрочном освобождении, отбыв положенный срок в условиях строгой изоляции. Учитывая широкую известность его дела, вряд ли судья по применению наказаний возьмет на себя такую ответственность. Несмотря на то, что он «действительно отвечает всем требованиям, позволяющим претендовать на УДО», подчеркивает надзиратель. Дело Жана-Ива не будет рассматриваться. Помещенный в камеру с медицинским наблюдением, этот 60-летний мужчина заявляет, что он в своей предыдущей жизни был египетским фараоном и «несколько раз королем Франции». «Это именно я изваял Венеру Милосскую. Но их было несколько, этих скульптур, многие я просто доделывал».

«Какими они станут потом, часто связано с тем, какими они являются сейчас»
Все профили заключенных под лупой изучаются членами еженедельно собирающейся МДК (междисциплинарная комиссия). В централе это нечто вроде педсовета в школе. Здесь рассматриваются вопросы, кому можно, а кому нет предложить ту или иную работу, составляют списки неимущих заключенных, изучают, стоит или нет «продлевать период содержания в условиях строгой изоляции». «Какими они станут потом, часто связано с тем, какими они являются сейчас», – резюмирует надзиратель. У Карима отмечается «хорошая динамика», – говорит другой надзиратель. «Да, но он признает, что занимался незаконными продажами и спекуляцией и собирается продолжить это дело», – указывает директриса. Доказательством служит то, что у него в камере нашли пару кроссовок 43 размера, а это вовсе не его размер, у него он 46. Выяснилось, что эти кроссовки ему заказал другой заключенный. «Либо у Карима ноги уменьшились, либо он ими хотел погасить свой долг за гашиш», – резюмирует сотрудник. Заявление Карима о переводе из условий строгой изоляции отклоняется.

Из Версаля Жозеф вернулся назад, в «свою» тюрьму. К его пожизненному заключению суд добавил три года содержания в строгой изоляции. В своей камере Мишель отмечает «каждый день, приближающий его к свободе». «Мне осталось 20 месяцев. В смысле, находиться в строгой изоляции, – поправляется он. – До свободы еще надо отсидеть, как минимум, 9 лет. А вообще мне все равно. Что министр юстиции, что гангстеры – один черт. Все это не имеет значения».

Перевод
Александра ПАРХОМЕНКО

На фото: тюрьма «Сен-Мор»; Вероника Суссе.

¹ - Пенитенциарная система Франции состоит из: следственных изоляторов, центральных тюрем (для осужденных к длительным срокам и пожизненному лишению свободы), центров заключения, центров с полусвободным режимом, пенитенциарных учреждений для несовершеннолетних и ПСРП – Пенитенциарной службы ресоциализации и пробации (исполняет приговоры в отношении лиц, осужденных к альтернативным видам наказания; одной из функций ПСРП является подготовка заключенных к освобождению и жизни на свободе).
² - Патрик Анри в 1977 году он избежал гильотины и был приговорен к пожизненному заключению за убийство маленького мальчика – Филиппа Бертрана. Этот преступник, в некоторой степени, также символизирует собой полную отмену смертной казни во Франции. Провел в заключении 40 лет.
³ - Здесь и далее все имена заключенных изменены.
⁴ - ЭРИС (ERIS) – региональные отряды безопасности и быстрого реагирования (тюремный спецназ). Созданы в 2003 году.
⁵ - ЖИГН (GIGN) – Группа вмешательства Национальной жандармерии Франции.

27.07.2018

Николя ЖАКАР, Филипп де ПУЛЬПИКЕ, LeParisien