Тумас Транстремер – Нобелевский лауреат, лишенный речи

Под кружевными облаками маленький городок Ринкеби демонстрирует свое благоустройство и, в общем-то, свою банальную архитектуру, присущую современной окраине большого города. Он находится в десятке километров от центра Стокгольма: здесь проживают почти 15 тыс. человек, причем, в большинстве своем либо иностранцы либо те, чьи родители были иностранцами. Ринкеби напоминает Вавилон, здесь чаще говорят не на шведском, а на десятках других иностранных языков. Может быть, и на сотне других языков: цифра приблизительная, непроверяемая, но символическая. Чтобы как-то обозначить родившееся здесь, на окраинах Стокгольма, Мальме или Гетеборга, во второй половине ХХ в. наречие, придумали выражение «Rinkebysvenska» («шведский из Ринкеби») или еще – «förortssvenska» («шведский из пригорода»).

В муниципальной библиотеке очередная встреча, одна из тех, что проводятся здесь уже лет двадцать: спустя несколько дней после получения Нобелевской премии по литературе ее лауреат встречается с учениками из местной школы. Такие встречи всегда в чем-то неожиданные и захватывающие. Даже для самых циничных участников. Во время встреч рождается хорошее настроение, а приближающееся Рождество имеет оттенок социального действия и поэзии.

Перед Тумасом Транстремером сидят несовершеннолетние – расслабленные, иногда игриво настроенные (в зале часто звучит смех). Они цитируют, читают и иллюстрируют тексты автора, отобранные к этой встрече. А сам автор, одновременно молчаливый и радостный, сидит в первом ряду, и кажется, что он буквально смакует каждую секунду этой встречи: внезапный церебральный приступ в 1990г. почти лишил его возможности говорить. Наступает ночь, и все обсуждают поэму, которую читает его жена Моника и за которую четырьмя днями раньше Транстремер получил Нобелевскую премию: «Устав от всех, кто приходит со словом, словами, но без языка/ уехал я на этот покрытый снегом остров» («Из марта – 79»). Это строки как раз о поэте, лишенном речи, и дети-полиглоты из Ринкеби внимательно слушают эти стихи. Впрочем, мы сейчас опасаемся, что завтра утром, во время интервью, которое нам обещал дать у себя дома поэт, мы будем не настолько талантливы, как эти дети из пригорода Стокгольма.

Хотя, кажется, что особого беспокойства никто не испытывает. Моника Транстремер только советует нам прийти попозже: днем ее муж чувствует себя гораздо лучше. Утром Ева Бонниер, его издатель, нас также успокаивает и говорит, насколько важна для шведов эта Нобелевская премия по литературе («Национальная гордость»). Ожидаемая награда, которая отчасти сгладила непонимание, возникшее после присуждения в 1974г. премии Гарри Мортинсону и Эйвинду Джонсону – членам Шведской Академии, хотя ожидалось, что ее получит именно Транстремер. «Томас популярен очень давно, – говорит Моника, понимающе улыбаясь, – за границей он самый известный шведский поэт». Его стихи переведены на 54 языка. Тиражи его последних сборников превышают 20 млн экземпляров, а полное собрание сочинений в твердой обложке издано тиражом 70 тыс. экземпляров. ПСС в формате «карманная книжка» издано тиражом в 100 тыс. экземпляров. Цифры говорят сами за себя.

В 15.30 в Стокгольме из-за снега все еще светло. На одном из городских холмов находится приветливая квартира Транстремеров: поэт, в отличие от вчерашнего дня, не в кресле-каталке. Тяжелый для него процесс, он опирается на трость, и ему явно нравится наше присутствие и наши объятия. Он использует лишь несколько слов, фразы он строит неправильно, а так, как ему самому хочется, модулирует интонациями различной интенсивности: «Mycket bra» – «очень хорошо». Моника рядом с ним, переводит. А если быть более точным, то она говорит вместе с ним, отвечает за него, а он согласно кивает. Или наоборот – энергично показывает, что не согласен. Очень быстро мы понимаем, что от Тумаса Транстремера ничего не ускользает, что он обращает внимание на малейшие детали. Моника несколько раз его переспрашивает, не уверенная, что она его правильно поняла. Она признается, что иногда не сразу схватывает, что хочет сказать ее муж: «Иногда бывает, что лишь через несколько часов до меня доходит, что именно он хотел сказать. А то и ночью». Она улыбается, а ее муж смеется вместе с ней.

Наш разговор продолжается. Мы говорим о многих вещах. Тумас Транстремер частенько подкрепляет свои мысли цитатами из своих же поэм. Он признает, что часто в своих стихах обращался к ряду французских поэтов, творчество которых считает очень важным. Он цитирует свое стихотворение «Дань верности» (сборник «Соглашения и следы», 1966): «Элюар сорвал цветок/ стена открылась/ и показался сад». Это настоящее «богоявление». По-другому и не скажешь. «В свое время это была его настольная книга», – уточняет Моника Транстремер, показывая антологию Эрика Линдегрена и Илмара Лаабана, которая называется «19 moderna franska poeter» («19 современных французских поэтов», 1948). А позже, после обращения к творчеству Диккенса (и к его «Посмертным запискам Пиквикского клуба»), в своем стихе «Дань верности» он также обращается к знаменитому бельгийскому писателю: «Мы закрылись вместе с Сименоном/ чтобы вдохнуть запах человеческого существования/ исходящий из его романов». Затем он спрашивает: «Сименона все еще читают во Франции?» И торжествующе кивает, слыша наш утвердительный ответ.

Когда Транстремер был моложе, он мечтал посвятить себя музыке, хотел стать пианистом и композитором. «А позже верх взяла поэзия». Но, без всякого сомнения, он сохранил манеру стихосложения, подобную подбору нужных нот. «Фрагментами, от одной части произведения к другой, как в музыке». И действительно, музыкальность транстремеровских строф очевидна – она сквозит в самих названиях его произведений: «До-мажор», «Ламенто», «Аллегро», «Ноктюрн» (это лишь некоторые названия стихов из его сборника «Наполовину совершенное небо», 1962). Эта манера особенно проявляется в ритмичности, в лиричности да и в больших «симфонических» произведениях (Сборник «Балтийские моря», 1974). Но звучность его стихов всегда конкретна: взгляд, реальность, проявляющаяся в строках.

Сначала Транстремер, молодой, дипломированный психолог, работал в Институте прикладной психологии, а затем в тюрьме с несовершеннолетними заключенными. Он признается, что именно эта работа подтолкнула его к поэзии. И однажды ему пришлось выбирать: то ли продолжать занятия психологией, то ли писать стихи. Но влияние психологии на его творчество он признает однозначно. «В свое время, – замечает он, улыбаясь (Моника переводит), – мне часто приходилось, отвечая на вопросы, говорить неправду». Потому что его пациенты были такие разные. В качестве примера: большая поэма «Галерея» (сборник «Барьер истины», 1978), на написание которой он потратил 10 лет, «наполнена этими людьми и их историями». Текст соответствует «спросу на истину». Исследование. От одного слова к другому, различные ситуации, описанные пером, со временем осознанные, превращаются в окончательный текст, иногда рассказывающий об «очень конкретных» вещах.

Сначала должен быть «какой-то образ, какое-то событие». Творческий процесс, с самой юности, всегда один и тот же. Например, в стихотворении «После атаки» (сборник «Секреты по дороге», 1958): «Больной мальчик./ Содержится в этом видении/ в котором язык, как жесткий шнур./ Он сидит спиной к картине, изображающей пшеничное поле». Моника Транстремер поясняет: «Этого мальчика, сидящего спиной к репродукции Ван Гога, Тумас увидел, когда работал, совсем еще молодой, психологом в Стокгольме». Супруги вспоминают многие случаи, послужившие поводом к написанию стихов. Это и дружба с американским поэтом Робертом Блаем (1), и лекции, и путешествия, и взаимные переводы, которые «явно» оказали влияние. Или тот же церебральный приступ, который, с начала 1990-х годов, подтолкнул его к выбору более коротких поэтических форм. В последние годы это хайку? «Необходимость». И особенно «возможность».

Ежегодно номинируемый на Нобелевскую премию, Транстремер не очень-то верил, что получит ее в этом году. «Мы думали, что премию получит Адонис , наш друг и великий поэт», – говорит Моника. А Тумас подтверждает ее слова и смеется, вспоминая, какой «цирк» устроили журналисты, узнав эту новость. Возвращаясь к встрече с несовершеннолетними в Ринкеби, пара оживляется. Взволнованные, они долго еще оставались в маленькой муниципальной библиотеке этого пригорода Стокгольма, несмотря на усталость и напряжение последних недель. А сейчас Тумас Транстремер говорит что-то, что его жена и переводчица не понимает. Он повторяет, показывает что-то мимикой, пытается что-то сказать. Но тщетно. И на этот случай у него нет стиха, который смог бы все разъяснить.

(1) Роберт Блай – известный, уважаемый американский поэт, переводчик и писатель. Получив блестящее образование, он реализовался на литературном поприще и стал одним из самых популярных и признанных поэтов США. Однако главным бестселлером стал не поэтический сборник автора, а его прозаическое произведение о саморазвитии. Основатель «мужского движения». Семинары, проводимые Блаем, нацелены на возвращение мужчинам индивидуальности. По утверждению автора, мужчины несчастны, потому что забыли свою истинную природу.

(2) Адонис (настоящее имя Али Ахмад Саид Асбар) – сирийский поэт и эссеист. Автор более 20 книг на родном арабском языке, считается наиболее значительным представителем движения «Новой поэзии». В 2011 году ему присуждена Премия Гете. Неоднократно рассматривался как вероятный кандидат на Нобелевскую премию по литературе.

Автор: Нильс С. АХЛ

Источник: Le Monde

Перевел Александр ПАРХОМЕНКО

11.01.2012

Электронная приемная Объединенной редакции ФСИН на портале "ЗАКОНИЯ"