Часть первая. Глава первая. Санкт-Петербург, 1905 год

    Христос, Христос! Слепит нас жизни мгла.
       Ты нам открыл все небо, ночь рассеяв,
       Но храм опять во власти фарисеев.
       Мессии нет — Иудам нет числа…
     Мы жить хотим! Над нами ночь висит.
       О, неужель вновь нужно искупленье,
       И только крест нам возвестит спасенье?..
       Христос, Христос! Но все кругом молчит.
                                       Иван Каляев, террорист

Подошедшая к столику барышня была очень юной и даже, пожалуй, красивой.

Бледность кожи ее оттеняли большие глаза и иссиня-черные волосы, аккуратно уложенные в стиле bouffant, в точности, как на модных гравюрах известного иллюстратора Чарльза Гибсона. Очень строгое, темное платье с белым кружевным воротничком, из украшений одна только брошь - хоть и не дорогая, но очень приличная…

- Вы - присяжный поверенный Жданов?

Санкт-Петербург. Нач. ХХв.

- Совершенно верно, сударыня, - Владимир Анатольевич приподнялся со стула. – Чем могу служить?

- Вы - подлец и мерзавец!

- Простите, сударыня?

- Только недостойный человек способен защищать от правосудия грязных насильников, убийц и погромщиков!

Несколько бесконечно томительных, долгих мгновений прекрасная барышня простояла, не двигаясь, в ожидании, очевидно, какой-то реакции. Не дождавшись, она еще раз смерила Владимира Анатольевича уничижительным взглядом, и направилась обратно, к своему столику, за которым ее поджидала компания единомышленников.

Компания эта, из четырех человек, встретила героиню аплодисментами.

Громче всех бил в ладоши высокий, прыщавый юнец в студенческой тужурке. Не отставал от него также тип с большим носом, у которого из-под расстегнутых пуговиц косоворотки выбивалась наружу густая кавказская поросль. Другой их приятель, тщедушный и лысоватый, в пенсне, тоже хлопал - однако чуть-чуть осторожнее, с некоторой оглядкой на официантов. Вместе с мужчинами, едва ли не в одну силу с ними, аплодировала своей подруге еще одна особа дамского пола - совершенно невыразительное создание с круглым лицом засидевшейся в девках поповны.

Санкт-Петербург. Фото
к.XIX-нач.ХХвв.

- Прикажете-с вызвать городового? – Склонился над ухом Владимира Анатольевича возникший, как из-под земли, распорядитель.

Обычно знаменитая кондитерская Кочкурова на Итальянской улице, куда присяжный поверенный Жданов привел на завтрак своего приятеля, весьма дорожила своей репутацией, обслуживала только приличную публику, и никаких нарушений порядка по отношению к посетителям не допускала.

- Не надо, голубчик. Пустое…

Владимир Анатольевич сделал жест, будто бы отгоняя от себя насекомое. После чего посмотрел на встревоженное лицо гостя, Виктора Андреевича Кудрявого, приехавшего в Петербург из Вологды по делам земства:

- Да вы кушайте, кушайте, Виктор Андреевич. Здесь прекрасно готовят суфле!

- Благодарствуйте… – усмехнулся Кудрявый. – Интересно, я вижу, в столице живется.

- Хорошо, хоть по физиономии не размахнулась. Или еще чего похуже…

- Похуже? – Виктор Андреевич был на десять лет старше своего приятеля, однако выглядел ему вполне ровесником.
Происходил Кудрявый из старинного дворянского рода, окончил когда-то юридический факультет Петербургского университета, но карьеры не сделал - в скором времени его выслали за антиправительственную деятельность в город Грязовец Вологодской губернии. По окончании срока решил на берега Невы не возвращаться, много работал на ниве общественности, избран был председателем сначала уездной, а потом и губернской земской управы…

В зале городского суда.
Фото к.XIX-нач.ХХвв.

С молодым ссыльным Ждановым он сошелся на почве решительного совпадения взглядов на отечественную юриспруденцию и на ее роль в будущем переустройстве России. И поэтому, именно благодаря покровительству Виктора Андреевича, молодой юрист был зачислен, сначала, столоначальником в управе Грязовца, затем стал помощником присяжного поверенного при Вологодском окружном суде, а под самый конец ссылки - присяжным поверенным.

Виктор Андреевич, имевший в губернии, благодаря своей деятельности, широчайший круг разнообразных знакомств, оказал молодому коллеге-юристу поддержку на первых судебных процессах, в которых тот принял участие — в Великом Устюге, Тотьме, Кадникове, Вологде и Грязовце. Однако после того, как отбывший свой срок наказания Жданов, с позволения полицейского департамента, окончательно перебрался из северных краев в Первопрестольную, чтобы вступить в число Присяжных Поверенных округа Московской Судебной Палаты, они больше так и не встречались.

Впрочем, приятели с той поры состояли между собой в переписке, и уговорились встретиться, когда оба окажутся в Санкт-Петербурге…

- А вы как себе думали, любезный мой Виктор Андреевич? Вон, того же Крушевана, к примеру, вообще ножом порезали. Едва не до смерти.

- Какого Крушевана? – Не понял земский председатель.

- Редактора газеты «Бессарабец». Из-за которого, собственно, все и началось…

Жертвы Кишиневского
погрома 1903г.

- Видите ли, дорогой Владимир Анатольевич, - Кудрявый посмотрел на собеседника, стараясь подобрать необходимые слова. - Вследствие прямого запрета правительства, в нашей прессе, как известно, почти не писали про судебный процесс о Кишиневском погроме. Обвинительный акт по делу в России так и не был опубликован, напечатали его только за границей, по-моему, в Штутгарте…

- Да, приказано было конфисковать даже брошюры с проповедями православных иерархов, Иоанна Кронштадтского и епископа житомирского Антония, которые обратились к пастве с осуждением погромщиков.

- Вот именно. Поэтому все, что я знаю, почерпнуто из нелегальной литературы и из иностранных газет, которые в Вологду к нам попадают нечасто и не регулярно. Но когда я услышал, что вы приняли на себя по этому делу защиту некоторых активных погромщиков….- Виктор Андреевич отложил нож и вилку. - Не обижайтесь на меня, право слово, но такого поступка от вас – именно от вас, Владимир Анатольевич! - никто не ожидал.

Присяжный проверенный Жданов пожал плечами:

- Меня назначили.

Государственная ангажированность присяжных поверенных обеспечивалась в России не только присягой, в которой они обязывались сохранять верность государю-императору, но и порядком комплектования адвокатуры. Состав присяжных поверенных контролировался Судебной палатой округа, при которой создавался Совет присяжных поверенных, деятельность которого также была поднадзорна Судебной палате. Совет, помимо прочего, рассматривал вопросы приема и отчисления, а также устанавливал очередность «хождения по делам лиц, пользующихся на суде правом бедности», а также по делам о преступлениях, совершенных несовершеннолетними лицами, независимо от желания самих несовершеннолетних, а также их родителей или попечителей. Таким образом, формальное отсутствие административных отношений между адвокатом и государственной властью, в реальности компенсировалось дисциплинарной практикой Совета присяжных поверенных.

- Но вы ведь могли уклониться?

- Да, в сущности, мог. Но не захотел.

- Простите великодушно, Владимир Анатольевич, однако я вас не понимаю.

Прыщавый студент за дальним столиком произнес что-то, видимо, в высшей степени остроумное и язвительное. Что-то такое, из-за чего вся компания молодежи громко расхохоталась, не переставая при этом, разглядывать Жданова и его собеседника.

- Хорошо, - почти шепотом произнес присяжный поверенный, заглянув на дно пустой кофейной чашки. – Хорошо. Давайте я вам расскажу, как было дело?

- Я не настаиваю. Если это вам, по какой-то причине, неловко…

Кишиневский погром 1903г.

- То, что случилось в Кишиневе, по природе своей противно человеческому естеству. И тем не менее. Как известно, за два месяца до погрома в Дубоссарах сначала исчез, а потом был найден убитым четырнадцатилетний подросток. Ежедневная кишинёвская газета «Бессарабец», возглавляемая неким господином Крушеваном, сразу же стала печатать и перепечатывать разного рода слухи и версии по тому поводу, что это – ритуальное убийство, совершенное евреями. Например, сообщалось, что труп, якобы, найден был с зашитыми глазами, ушами и ртом, с надрезами на венах и следами верёвок на руках. Или было написано, что один из убийц, ортодоксальный иудей, уже пойман, и рассказал о деталях преступления, - Владимир Анатольевич жестом подозвал официанта и показал ему на пустую кофейную чашку:

- Настоящие преступники, родственники мальчика, зарезавшие его из-за наследства, были найдены позднее. Но еще до того, по требованию следователя, почти сразу установившего отсутствие ритуального характера убийства, газете «Бессарабец» пришлось опубликовать официальное опровержение напечатанных ранее домыслов. Приводились там и результаты вскрытия, показавшего, что подросток погиб от множественных колотых ран, а не от кровопотери, отсутствие надрезов, швов на глазах и тому подобное. Опровержение помогло прояснить обстановку, но не успокоило населения - многие обыватели посчитали его попыткой скрыть правду. Более того, агентами охранки был по городу запущен слух, будто царь лично издал секретный указ, разрешающий грабить и избивать евреев в течение трёх дней после Пасхи. А за неделю до праздника в общественных местах города появились и листовки такого же содержания.

Присяжный поверенный дождался, пока официант отойдет от стола, и продолжил:

- И вот, в воскресенье днём из толпы, собравшейся на площади, полетели первые камни в прилегающие еврейские дома, началось разорение лавок и магазинов…

- А что же городские власти?

- Полиция сразу арестовала шестьдесят человек. На улицы вывели воинские патрули из гарнизона, так что к вечеру всё затихло, и ночь прошла спокойно. Но вот на следующий день началось нечто страшное… - Владимир Анатольевич сделал большой глоток кофе. – Только представьте себе! До половины четвертого пополудни озверевшие толпы с окраин, практически безнаказанно, врывались в дома, убивали, насиловали, поджигали. Потом только солдатам раздали патроны и разрешили стрелять в негодяев. Все утихло, буквально, за считанные минуты. Но к этому времени уже погибли сорок девять человек, почти шестьсот было ранено и покалечено, пожар уничтожил треть всех кишиневских домовладений…

- Цифры можно считать достоверными?

- По суду прошло сорок два трупа, из которых еврейского населения - тридцать восемь. У всех убитых найдены были повреждения, причиненные тяжелыми тупыми орудиями: дубинами, камнями, лопатами, у некоторых же острым топором. Многие из несчастных, которые остались в живых, были тяжело изувечены, женщин зверски насиловали на глазах у мужей…

- Огнестрельные раны? – Над чем-то задумался председатель земской управы.

- Нет, таких ран предварительным следствием установлено не было. Хотя в обвинительном акте указывалось, что евреи, якобы, стреляли в погромщиков из револьверов и ружей.

- И никого из них не привлекли к суду?

Кишиневский погром. 1903г.

- Ни единого человека. Потому что это такой же бред прокуратуры, как и утверждение, что в погромщиков некие лица плескали из окон концентрированной серной кислотой.

- А сколько же всего народу проходило по делу?

- Поначалу - свыше восьмисот человек, но суду оказалось предано меньше. Почти две с половиной сотни были освобождены от следствия и суда по недоказанности обвинения, многие получили судебные решения за мелкое хулиганство. В сущности, подследственных с серьёзными обвинениями привлекли всего около сотни, однако из них только тридцать шесть обвинялись в убийствах и насилиях.

- А по окончательному приговору - сколько из них осуждено?

- Осуждены к тюрьме и каторге двадцать пять человек, остальные оправданы.

- Включая, насколько я слышал, и вашего подзащитного?

- Совершенно верно, - вздохнул присяжный поверенный.

За дальним столиком все та же компания передовой молодежи принялась самозабвенно, на весь зал кондитерской, торговаться с официантом по поводу счета за чай и пирожные.

- На чем вы строили защиту, Владимир Анатольевич? – скорее, из вежливости, чем из профессионального интереса, спросил земский деятель, в прошлом юрист.

- Не важно, - поморщился Жданов. – Намного важнее, милейший мой Виктор Андреевич, что уже в ходе судебного следствия появились вполне обоснованные подозрения, будто погром в Кишиневе был подготовлен и организован непосредственно Охранным отделением в лице ротмистра барона Левендаля. В ином случае, отчего это будущие активные погромщики вдруг заволновались и, как по команде, стали собираться вместе? Неужели стихийно, и никто им заранее не указал ни времени, ни места сбора, и для какой цели? Во всяком случае, все это явно готовилось заранее, изо дня в день, на виду у губернатора, у жандармов, у местной полиции…

Кажется, молодежь все же наскребла по карманам какую-то мелочь, и заплатила по счету. Во всяком случае, обе девицы, в сопровождении своих кавалеров, вышли из-за стола, чтобы гордо проследовать к выходу. Остающихся в зале посетителей, включая Жданова и его собеседника, они не удостоили даже прощального взгляда.

- Адвокаты, участвовавшие в судебном процессе, не согласились ни с выводами и содержанием обвинительного акта,

Канцелярия 2-го полицеского
участка Спасской башни

ни с решением суда. Они считали, что основные подстрекатели и участники погрома так и не были привлечены к суду, а количество осуждённых не соответствовало масштабам преступления. Они требовали назвать виновниками погрома высокопоставленных царских чиновников, которые либо бездействовали, либо открыто помогали погромщикам. Потому что такая дьявольская затея, как погром, никогда не имела бы места, если бы она не была задумана в Департаменте полиции и не выполнялась по приказу оттуда.

- Ну, на это при нашем самодержавном режиме надеяться просто наивно, - покачал головой Виктор Андреевич.

- В конце концов, из всех чиновников от должности оказался уволен только губернатор. И, конечно же, господин прокурор нашёл все обвинения против жандарма Левендаля несостоятельными, а про явного провокатора Крушевана и вовсе не вспомнил! Защита потерпевших пыталась сослаться, к примеру, на текст письма министра внутренних дел Плеве к кишинёвскому губернатору. Но правительство только и нашлось, что отмахнулось лаконичным небрежным опровержением. Да и то лишь на девятый день после сенсационной публикации этого письма в «Таймс». А вместо следствия о распространении «заведомой фальшивки», которого следовало бы ожидать, и привлечения виновных в клевете к ответственности, просто выслало английского корреспондента за границу. Но, по моему мнению, это и не суть это важно – писал что-то Плеве, или не писал. Он вполне мог все, что требовалось, и по телефону сообщить. Вон, даже в обвинительном акте сказано было: «по телефону вызывали военные наряды».

- Значит, и вы, все-таки, допускаете, что к организации погрома было прямо причастно правительство?

- Нет, пожалуй, - прежде, чем ответить на этот вопрос, Владимир Анатольевич выдержал довольно длительную паузу:

- Во всяком случае, в ходе судебного следствия этому не было обнаружено прямых доказательств. Поэтому я лично полагаю, что речь должна идти, скорее, о наступившем параличе существующей власти, о ее политическом безволии. О постыдной недееспособности самодержавия защитить своих подданных. Вины правительства вполне достаточно уже и в том, что оно не справились вовремя.

- Ну, мой друг, вам, конечно, должно быть, виднее.

Жданов сразу почувствовал некоторое отчуждение в голосе собеседника, и поторопился продолжить:

- Знаете, дорогой мой Виктор Андреевич, я ведь ничуть не жалею, что принял участие в этом процессе. Я столько понял для себя про наше российское правосудие, я познакомился с такими адвокатами… Гольдштейн, Зарудный, Кальманович, сам Карабчевский, Сахаров - это же выдающиеся судебные ораторы, цвет адвокатского сословия, люди высочайшей профессиональной культуры. Это подлинные защитники правды и справедливости! Как вы сами, наверное, понимаете, они натолкнулись на такие трудности со стороны суда, которые лишали их почти всякой возможности, свободно, и по совести, защищать интересы своих клиентов. Но, тем не менее, эти люди выстояли до конца, и никто не осмелится упрекнуть их в обратном…