Александр Мохов. Точка зрения.
Интенсивность и острота обсуждения в обществе проблем медицины, большое количество рассматриваемых инициатив в области медицинского права в 2019 году связано с тем, что много лет этой сфере не уделялось должного внимания. Современная медицина не может существовать вне рамок правового поля. С сожалением приходится констатировать, что сегодня не защищены ни врач, ни пациент, и в целом общество, которое имеет запрос на качественную доступную медицинскую помощь, чувствует себя уязвимым, а проблемы нарастают, как снежный ком.
Поэтому законодатель вынужден реагировать на наиболее острые и чувствительные точки, что уже хорошо, хотя есть многочисленные вопросы к качеству принимаемых решений. Этот тренд внимания к сфере медицины в ближайшие годы будет только возрастать. По Конституции, профильным и гражданским законам, жизнь и здоровье – это высшее благо, но должного внимания аспектам этого права не уделялось, за государством скопился «долг», который необходимо возвращать. За это время выявились такие болезненные проблемы, как качество медицины, её доступность в связи с проводимой непродуманной оптимизацией системы здравоохранения и так далее.
Западный опыт законодательного регулирования оказания психологической помощи неоднороден. Есть англосаксонская правовая семья, где законов в принципе мало, но есть обычаи, практика, этическое регулирование, и на их основе работают профессиональные ассоциации. В континентальной семье больше законов, которые точечно регулируют соответствующие сферы деятельности.
В вопросе регулирования психологической помощи главный вопрос: что считать медицинской помощью, а что нет. Если говорить о психическом здоровье, о ментальных нарушениях, то, конечно, с одной стороны, это традиционно медицинские сферы в нашем понимании. Поэтому у нас есть психиатрическая помощь. Но в то же время, мы сегодня уходим от узкого понимания психологической помощи, которое сложилось в XX веке, и даже в начале XXI века. Есть понимание того, что многие вопросы можно решить только совместными усилиями. Условно говоря: медик – психиатр и клинический психолог и даже в ряде случаев социальный работник. Они должны работать в связке. Вот к этому наше законодательство не готово совсем. Принятие отдельного закона, который, безусловно, нужен, в целом проблемы этой сферы не решит, так как существует проблема пограничных зон и распределения ответственности, кто за что отвечает, и на практике происходит так, что проблемы эти остаются без решения.
Таким образом, от дробления на медицину и не медицину, на ведомственные зоны ответственности надо уходить. Если двигаться в этом направлении, то у нас есть перспективы, в противном случае, мы будем и дальше загонять эту сферу в бессистемную неурегулированную зону, где каждый занимается вроде своим делом, и вполне неплохо, но проблемный человек теряется из виду, и это приводит к таким последствиям, как трагедия в Нарьян-Маре.
Каждое отдельное медицинское учреждение, как и отрасль в целом, решают свои задачи, главная сейчас из которых – получение финансовых средств. Наиболее лёгкий способ – навязывание услуг, которые либо не нужны, либо без них можно обойтись. В этом случае медицинская организация получает большие деньги и причём, быстро. Это происходит в отсутствии чёткой дифференциации, а самое главное, из-за незнания пациентом своих прав, особенностей оказания отдельных услуг медицинской помощи, условий её финансирования. Незнания того, что никто не имеет права навязывать медицинские услуги.
Необходимо в первую очередь помнить о ФЗ-323 «Об основах здоровья граждан», где сказано, что пациент имеет определённые права. Но, к сожалению, они начинают нарушаться еще с порога ряда медицинских учреждений. Начинают людей направлять не к тому специалисту, навязывать услуги, которые не нужны, не информируют чётко ни о правах пациента, ни о возможностях, которые есть у медучреждения. Хотя законодатель обязывает медицинских работников в ряде случаев это делать. Но одно дело буква закона, а другое дело дух закона.
Научно обоснованных данных о том, что курение снижает производительность труда, скорее всего, нет. Как нет и прямых связей в этом плане с перерывами на отдых. Количество и продолжительность перерывов в работе зависят от интенсивности труда, от профиля работы, от вида деятельности предприятия и так далее. Как работник их использует, зависит от привычек человека. То же самое и с физической культурой. Есть упражнения полезные для определённых видов работ, для определенных категорий работников, есть обязательные для представителей отдельных профессий. В некоторых странах практика физических занятий на производствах внедрена, либо внедряется. Но это не носит всеобъемлющего характера, не превращается в кампанейщину, как вышло с Программой Минздрава «Укрепление здоровья работающих».
Вместо разработки подобных программ, у Минздрава немало острых точек, на которые стоит незамедлительно обратить внимание. Это вопрос низкого качества первичной медицинской помощи, который обсуждается уже на самом высоком уровне. Это вопрос лекарственного обеспечения – госзакупок лекарств, который был провален в этом году. Вопросы обеспеченности отрасли кадрами и их материального обеспечения тоже стоят очень остро. В частности, доходы топ-администраторов (главных врачей) в Москве за год составляют 25-55 миллионов рублей в год, а рядовые врачи, те же реаниматологи, анестезиологи, бывает, получают и 15-20 тысяч в месяц. Вот эти самые злободневные вопросы Минздраву необходимо решать в первую очередь.
Вопросы регламентации курения уже обсуждались – это не первый заход в эту тему. Принят закон, направленный на ограничение потребления табака, он использует в основном экономические стимулы, такие как повышение акцизного сбора, и это работает, есть показатели снижения потребления табака. Минздраву стоит обратить внимание на доступность медицинской помощи специалистов, которые занимаются проблемами помощи курящим и так далее. Вместо этого предложено переложить заботу о здоровье работающих граждан с себя условно на общество, но на самом деле на работодателя, который и так перегружен обязанностями и регламентами. Теперь ему вменяется в обязанность принимать на работу специалиста не по его профессиональным качествам, трудовым навыкам и компетенциям, а по личностным привычкам, которые к производительности не имеют никакого отношения. Человек может курить каждые пять минут, но выдать на гора большой объем работы, а может курить каждые 15 минут или совсем не курить и быть малопроизводительным.
В вопросах регулирования сбыта алкогольной продукции «закручивать гайки» правовыми методами – не всегда лучший путь. По крайней мере – это лишь один из возможных механизмов, так как проблема носит комплексный характер.
Как юрист хотел бы обратить внимание на два документа, имеющих стратегическое значение в вопросе сохранения здоровья нации. Это Указ Президента от 6 июня 2019 года № 254 «О стратегии развития здравоохранения». В нём угрозами национальной безопасности названы достаточно высокий уровень распространения наркомании и алкоголизма. И еще один президентский Указ 2015 года «О стратегии национальной безопасности». В его 72 пункте указано, что угрозами национальной безопасности в сфере охраны здоровья граждан также являются наркомания и алкоголизм.
А теперь давайте посмотрим исходя из данных документов стратегического планирования на предлагаемые инициативы либерализации торговли алкоголем. Они могут нас приблизить к решению поставленных президентом задач? А это не только борьба с указанными негативными явлениями, но и повышение продолжительности и качества жизни, решение демографической проблемы, которая очень остро стоит в России и так далее. На мой взгляд, не только приближают, но и отдаляют и очень серьёзно.
Подобные предложения со ссылкой на необходимость развития экономики можно назвать аспектом застарелого мышления, потому, что на экономику надо смотреть уже совсем по-другому. Мы сейчас находимся на этапе смен технологического уклада, на наших глазах те экономические модели, которые сложилась в 19-20 веке, очень быстро меняются. Глобальными трендами сегодня являются биоэкономика, цифровая экономика и даже пишут о паномике, когда во главу угла ставится не просто абстрактные прибыль бизнеса и создание рабочих мест, а человек, стабильное развивающееся общество.
Пивоваренная промышленность, которую предлагают простимулировать, она что, двигает прогресс, несёт какие-то новые технологии обществу? Эта сфера, если говорить в целом об алкогольной промышленности, однозначно негативна для общества, для конкретного человека. Но мы не можем пока отказаться от неё, это понятно. По отношению к ней надо действовать как с табаком, когда была создана на международном уровне однозначная стратегия борьбы с табакокурением, и Россия к ней тоже присоединилась. И бизнесу стало постепенно понятно, что эта сфера не перспективна. Алкоголь в целом по негативному влиянию на человека сильно не отличается от табака.
С пивом ситуация еще менее приятная. Относительно него звучат аргументы, мол, это не крепкий алкоголь, и возникает определённое лукавство. Пиву свойственны несколько особенностей. Первое: высокая пищевая ценность. Добавляем нашу привычную гиподинамию, и получаем ожирение, за которым следует целый букет заболеваний. Россия вырвалась в 2000 годы в мировые лидеры по ожирению. В пиве присутствуют фитоэстрогены, а это изменение гормонального фона, нарушение половой сферы, репродуктивного здоровья. О каком росте демографических показателей тогда может идти речь? Плюс, опять же, за этим следует комплекс других заболеваний, что является нагрузкой на социум, на экономику. Кроме того, в пиве присутствует газ, который является проводником этанола, а значит, вызывает быстрое опьянение и другие эффекты, которые характерны для газированных напитков.
И, кроме того, Россия – это не страна хорошего пива. Если говорить о дешёвом, доступном продукте, то это однозначно низкокачественная продукция. Которая, помимо уже указанных негативных последствий, причиняет в связи с этим существенный вред здоровью. Причем, в первую очередь молодым людям. То есть, тому поколению, за которое мы бьёмся в плане продолжительности жизни и повышения демографии.
В законопроекте, предлагаемом сенаторами о возвращении системы вытрезвителей, существуют риски, и в первую очередь коррупционные. Рынок создания и функционирования вытрезвителей формируется, значит, кто-то должен быть заинтересован в этом рынке и в искусственном его поддержании. Это либо МВД, постовая служба, либо медики, либо бизнес. С принятием закона появятся те, кто будут являться поставщиками этих услуг, понятно, что это коррупционные схемы, коррупционный рынок. Потому, что такая услуга никому не нужна. Медикам она нужна? Нет, они если и имеют тут заинтересованность, то несколько в других задачах и вопросах. Доставкой по законопроекту будет заниматься МВД, здесь никакой коррупционной составляющей не видно, так как они и так этим занимаются, и если бы это было им выгодно, вытрезвители существовали бы и сейчас.
Насколько высока эффективность вытрезвителей можно посмотреть по примеру СССР. В какой-то степени система работала, но не везде: пьянчуг отлавливали возле каких-то вокзалов, питейных заведений и так далее. Особенно в середине 80-х во время алкогольной компании. К чему это привело? К тому, что с этих мест люди переместились туда, где не было ППС, или были очень редко, терроризировали маленькие населенные пункты, улочки, дачные поселки. Реальной борьбы не получалось. Те, кто попадал-таки в вытрезвители, получал 10 рублей штраф, 25 рублей платил за услугу, да еще и на работу извещение приходило. Половину или треть зарплаты человек терял, но в тех условиях всеобщей занятости это было поправимо.
Сегодня это невозможно в ряде случаев реализовать. На какую работу отправлять извещение, если неизвестно, работает ли этот человек вообще? Деньги есть не у всех, выпишут штраф, человек сразу его не сможет оплатить, что потом: служба судебных приставов будут разыскивать и взыскивать с него деньги? К тому же с этого контингента ничего и взыскать нельзя.
Когда мы говорим о решении таких вопросов, первый из них: зачем это нужно, какова задача? И пока ответов, в общем-то, нет. Если мы говорим о проблеме борьбе с алкоголизмом, которая действительно существует, но нам предлагают неправильное целеполагание и негодные средства для её решения.
Если мы говорим о собственно алкоголизме, то в этом направлении другими проблемами надо заниматься и механизм вытрезвителей в этой цепочке находится на самых последних местах. А в предлагаемом варианте нарушены причинно-следственные связи. Допустим, мы говорим о том, что хотим помочь людям, которые попадают в эту непростую ситуацию: страна у нас холодная, люди, бывает, замерзают, травмы получают и так далее. Вопрос: могут ли вытрезвители решить эти вопросы: ответ однозначный – нет, не могут. Потому, что это не медицинская организация, даже если там будет какой-то фельдшер, то реально помощи никакой не будет оказано. Так как если есть проблемы, нужна специализированная помощь. Скорая должна доставить людей в токсикологический или иные центры, где, исходя из основной симптоматики, выяснять, что случилось. Есть случаи, когда люди умирали и умирают в таких структурах просто потому, что пахло от человека алкоголем, просто не стали оказывать помощь.
Если у нас другая задача – мы хотим бороться с пьяницами, совершающими общественно опасные деяния, повышать общественную безопасность, то тогда вопрос: а что мешает МВД сегодня этим заниматься? Есть межведоственное взаимодействие, можно вызвать медиков, которые приедут в отделение, приведут в чувство задержанного – проблем нет. Не любой буйный – пьяный, не любой пьяный является буйным.
Проблема алкоголизма существует, и непонятно, какую задачу можно решить, возвращая вытрезвители, кроме того, что мы создаём непонятную сферу, которая совершенно непрозрачна и является, мягко говоря, криминальной и коррупционной.
Проблема алкоголизма – не только медицинская проблема, это проблема социальная. Надо начинать из основ: почему люди пьют, кто пьёт и так далее, вскрывать причины и воздействовать на эти причины. Наркологию у нас выделили в отдельную структуру, но дальнейшего развития она не получила, находится в плачевном состоянии. Чем они занимаются, в чем состоит их рынок услуг: снятие острого абстинентного синдрома, помощь в выведении из запоев и все. А вопросы профилактики где-то вообще потерялись. Вместо того чтобы оказывать людям социальную, психологическую помощь, мы загоняем проблему и боремся с хвостами.
15.03.2019
Затронутая Роспотребнадзором проблема неправильного питания и контроля веса путём измерения талии носит более глобальный характер. Представим, что мы «владельцы организма», главный вопрос в этом: какова наша цель, задачи, что мы хотим получить от него? Сегодня много говорят об активном долголетии, качестве жизни и так далее. Кто, зачем, почему этим должен заниматься? Сейчас эти глобальные для общественного здоровья вопросы начинают обозначать.
Посмотрим на них с точки зрения права. Жизнь и здоровье – это некие абсолютные личные блага, носят неимущественный характер, не имеет оценки и т.д. По сути – это сфера частных интересов лица и вмешательство государства в эту сферу с точки зрения нашего законодательства весьма ограничено. Но ровно до тех пор, пока интересы личности не входят в конфликт с общественными интересами, с интересами других лиц.
В России отдельные нормы законодательства, не про талию, конечно, регулируют эту сферу. В общем виде у нас закреплены обязанности пациента, связанные с прохождением профилактических медицинских осмотров, например, предрейсовых у водителей, и иных для отдельных категорий работников. Есть законодательные нормы, связанные с проведением опасных видов работ. Но в целом, наш законодатель ориентирован на здоровье индивида, личности, но не на общественное здоровье.
С этими проблемами мы на самом деле сталкиваемся очень серьезно, потому, что, с одной стороны, есть интересы личности, с другой – они порой они входят в противоречие с интересами общества. То же ожирение: в Советском Союзе эта проблема остро не стояла, а теперь Россия выходит в печальные лидеры по числу граждан с лишним весом. Каковы следствия: снижение работоспособности, целый ряд заболеваний, нагрузка на здравоохранение, на социальную сферу, на экономику.
Это проблема, и ею необходимо заниматься, но не так точечно, как предложено Роспотребнадзором. Здоровье – это не только размер талии, это множество показателей и факторов. «Владельцами организмов» нужно заниматься, запускать определенные программы. У нас, как и во всём мире провозглашен переход на медицину 4П – персонифицированную, персонализированную, партисипативную и т.д. В такой медицине самое главное – ответственный пациент. Человек, который ответственен за свое здоровье, понимает, что ему нужно. Таким образом мы уходим от куративной медицины, которая лечит следствие к профилактической. Пока этот переход находится в процессе обсуждения, так как нужно менять модель здравоохранения, подходы, которые сложились в социальных институтах. Этот вопрос звучит остро, он начинает дискутироваться и в этом большой плюс.
С точки зрения законодательства, когда-то с развитием медицины 4П, новых технологий, когда человек будет знать реально состояние своего здоровья, индивидуальную траекторию жизни, паспорт здоровья, на чём делать акцент: профилактике или своевременном лечении, как корректировать образ жизни, тогда мы получим результат и через систему правовых стимулов и ограничений мы сможем в некоей мере этими процессами управлять. Здесь должны включаться и социальные и пропагандистские меры и на определенном этапе, правовые.
Плюсов законопроекта, разработанного Роспотребнадзором о приравнивании генетической информации к персональным данным, по моему мнению, всего два. Важно, что впервые обращено внимание законодателя, наших политиков и общества в целом на то, что в этой сфере существуют проблемы, а они действительно, есть. И второй момент: законопроект имеет ценность для дальнейшей перспективы – развития правовой доктрины, для того, чтобы размышлять, анализировать и приходить к пониманию дальнейших действий в этом направлении. На этом положительные моменты, на мой взгляд, заканчиваются.
Что касается минусов, кроме уже озвученных «ЗАКОНИЕЙ», то они заключаются в том, что наш регулятор собирается решить один частный вопрос. Это всегда плохо для законопроектов. Акт носит узковедомственный характер: Роспотребнадзор – это федеральный орган исполнительной сласти, который решает свои частные вопросы в сфере защиты прав потребителя, не более того. Это важно, но этого недостаточно для важнейшей сферы современности.
Мы вступили в XXI век, это век генно-инженерной деятельности, биомедицины, персонализированной медицины. В этих сферах сегодня имеется ряд глобальных вызовов и угроз. Начиная от правомерности использования генетических технологий в медицине и других сферах, в том числе, как предлагается сейчас в виде персональных данных, до глобальных проблем биобезопасности человечества в целом либо тех или иных государств. Исходя из этого, нам нужно поднимать вопросы и думать не о каких-то отдельных фрагментах, запретах и ограничениях в этой сфере, но выходить сразу с комплексным всеобъемлющим законом. Говорить же: тут мы запретим, а тут приравняем, это не подход.
В последнее время многие законы, принятые Госдумой, носят декларативный характер. Читаешь их – вроде всё правильно, но они носят рамочный характер и без принятия целого ряда подзаконных актов, а иногда и других законов, не работают. В частности, два года назад был принят закон о биомедицинских клеточных продуктах, до сих пор не зарегистрирован ни один такой продукт, хотя говорили, что их будут у нас десятки. Потому, что к этому закону потребовалось почти шестьдесят подзаконных актов. Получается, что вроде закон есть, а по сути ничего не поменялось.
На мой взгляд, надо ставить вопрос о подготовке комплексного правового акта в этой сфере, может даже нескольких. И отвечать на многие вопросы. Первый, и самый главный: в каких сферах мы будем применять генетические технологии? На мой взгляд, это – медицина, фармацевтика, экология, правоохранительный аспект – геномная дактилоскопия, и некоторые другие. Второе: мы сегодня не знаем ответа: что такое геном – это объект права, персональные данные, информация или что-то другое? Мы не знаем, с какими объектами будем работать. При этом на основе генов сейчас строятся генетические конструкции, комплексы, их вводят в организм человека уже сегодня. Вот недавно по этому поводу был скандал в Китае. Вначале надо решать эти вопросы.
Далее: кто субъекты отношений и их участники, какие к ним предъявляются требования? Следующий блок – и вот здесь законопроект попытался частично вопрос решить: каковы наши права как граждан, какие мы должны иметь гарантии в связи с общественным развитием этих технологий. Отсюда уже следуют такие понятия, как конфиденциальность, не дискриминация, доступ к этой информации и так далее. Эти вопросы законопроект как раз не решает. А без этого всего говорить о конфиденциальности бессмысленно.
Следующий момент: ограничения и запреты: что именно мы запрещаем, что допускаем. Надо понимать, что запретить всегда легко, но выполнить запрет практически сложно, либо невозможно. Инновационное развитие страны во многом связано с развитием генетических технологий, поэтому мы должны четко определять границы дозволенного: куда мы движемся, что мы разрешаем, что мы хотим получить и в каких пределах. Без этого развитие персонализированный медицины и фармацевтики немыслимо. Поэтому если мы будем оперировать запретами, мы ни к чему не придём.
Ну, и конечно, необходимо жёстко прописать механизмы государственного и общественного контроля, определение санкций за нарушение предъявляемых требований, и так далее. Эти вопросы надо комплексно решать, и это работа не на один год. Если мы эти вопросы не будем ставить, а вот так как сейчас точечно делать вид, что решаем проблему, мы, либо криминализуем какие-то сферы, либо просто они уйдут от нас в соседние страны и на другие континенты.
Год назад Президент Российской Федерации правильно поставил вопрос, что безопасностью генетической информации, развитием этой сферы надо заниматься. Научная общественность тоже этим озаботилась, сейчас осуществляется целый ряд научных проектов по геному, и если все нормально будет развиваться, через два-три года мы получим в нашей стране первые научные результаты, и на их основе можно фактически заниматься разработкой полноценного законопроекта, который будет регулировать эту сферу. То, что сегодня разрабатывается, никуда не годится.
Проблемой ятрогенных преступлений, их квалификацией мы занимаемся более 10 лет, рассматривая их во всех аспектах. Мое мнение: если врачебная ошибка является случайным причинением вреда, то ни о какой уголовной ответственности не может идти и речи. Она может наступать только при доказанном наличии вины и преступного умысла.
Врач может ошибиться в любом случае, эта профессия постоянно находится в зоне риска, когда любая ошибка может привести к правовому конфликту. В действующем законодательстве достаточно статей, по которым врачи могут быть привлечены к ответственности. А термин «врачебная ошибка» настолько общий и неконкретный, что конфликтная зона может только расшириться.
Медицина сфера сложная, конфликтогенная, и недофинансированная. И надо ли при свершении ошибок обязательно врачей сажать? Пациенту, который пострадал, легче не станет от того, что врач сядет за решетку. Человеку надо восстановить здоровье, и лучше всего здесь бы работал механизм возвращения вреда потерпевшим от преступлений. Механизм страхования ответственности медицинских организаций либо профессиональной ответственности врачей, каким давно и успешно пользуются на Западе. Увы, для нас он пока недостижим, так как многие медицинские учреждения находятся в госсекторе, о финансировании которого я уже упоминал, а врач должен быть свободной профессией, как, например, нотариусы, юристы и так далее.
В новейшей истории это второй всплеск судебных разбирательств и претензий к врачам. Первый наблюдался в 90-е годы, что вполне объяснимо: граждане стали активно пользоваться своими правами. Именно тогда и начала формироваться судебная практика в сфере медицины. Сейчас – новый виток. Связан он, скорее всего, с ухудшением качества медицинских услуг, проблемами в отрасли. Разумеется, возросли претензии, к тому же юридическая грамотность населения растет.
Следственный комитет в этих условиях предложил криминализировать врачебные ошибки. Но есть один важный момент: в СССР делами этой направленности занимались хорошо обученные, высокопрофессионаьные следователи: был другой уровень их специальной подготовки. Сейчас же, по сути нет ни судебной медицины, ни судебных правоведов.
Я боюсь, что, в случае введения в УК понятия «врачебная ошибка», новую главу судебной практики в области медицины мы будем писать кровью и судьбами врачей. К тому же уже сейчас наблюдается спад интереса и популярности этой профессии. Молодые люди оценивают риски и предпочитают менее опасные с точки зрения правовых конфликтов и возможности уголовного преследования профессии.
Введя уголовную ответственность за допинг, что признал законодатель таким образом? Он фактически признал, что проблема у нас существует. Проблема стоит довольно остро, ее надо решать. А вот как решать, это вопрос. Наш законодатель пошел по самому простому для него пути, решив, что если у нас появится санкция, да еще и уголовно-правовая санкция, то мы таким образом проблему решим. Но, конечно, мы таким образом проблему не решим. Мы должны серьезно заниматься в нашей стране антидопинговой политикой. Проблема и вопрос «как». Нужен подход не такой точечный, введем новую санкцию и проблема сама собой разрешится в угоду западу или в угоду еще кому-то, нет! Необходимо заниматься системно комплексно антидопинговой политикой.
Поэтому если говорить о зарубежном опыте, европейском опыте, то во многих странах существует только административная ответственность, гражданско-правовая, трудо-правовая, и только в некоторых странах есть уголовная ответственность за применение допинга и нарушение антидопинговых правил. Зарубежный опыт говорит о том, что в странах, где есть серьезные спортивные достижения, есть специальные законы, которые направлены на взаимодействие.То есть нужна комплексная система мер, в том числе связанных и с расследованием, и с предупреждением допинга, и со стимулами для чистых спортсменов, и с ограничениями для спортсменов, которых уличили в применении допинга. У нас же появляется пока только единственная норма, которая вряд ли будет работать даже по той причине, что у нас есть проблема с понятийным аппаратом, что такое допинг, что такое антидопинговые правила, кто и как будет проводить расследование и т.д. и т.п.
Я бы сказал, что пока это некий шаг, чтобы снять проблему, которая остро стоит, но это шаг пока в сторону, а не в том направлении, в котором необходимо двигаться.
Однозначно бывают случаи, когда спортсмены не знают, что принимают допинг. Более того, у нас не только спортсмены, у нас и тренеры могут не знать, и врачи. У нас получается, что спортивные и другие врачи, которые должны заниматься сопровождением спорта, неизвестно кто. У нас формально-юридически до настоящего времени спортивной медицины как самостоятельного направления нет. Только в этом году появился приказ Минздрава, который прописал отдельные положения в этой части. Но если мы обратимся к нашему закону «Об основах охраны здоровья граждан», то закон не оперирует категорией «спортивной медицины», то есть фактически у нас этого нет, стандартов специальных, правил, порядков, клинических рекомендаций для спортсменов тоже нет, поэтому большинство врачей совершенно не знакомы с какими-то запрещенными методами, списками и т.д.
В советский период, в плане наказания спортсменов, все решалось не правовыми способами, а трудовой ответственностью, исключали, удаляли и т.д. Но если говорить о советском периоде, у нас все равно работала индустрия спортивной медицины, у нас была система врачебно-физкультурных диспансеров, спорт высших достижений тоже обслуживался, было направление спортивной фармакологии, которое занималось поддержкой спортсменов.
Проблема «тотального допинга» существует, потому что это гонка компаний, которые разрабатывают новые препараты. Здесь можно говорить о неком потенциально опасном списке. Пока не включили формально, не входит в список допинга, но может войти. Об этом тоже нужно думать и проводить работу, но с большей осторожностью. А так нужно понимать, что спорт высших достижений требует высочайших затрат физических, психических и иных. И сопровождение медикаментозное и иное сопровождение, конечно же, осуществляется. Никто этого скрывать не может и не будет. Возможности человека безграничны, но не настолько, чтобы каждый год были новые мировые рекорды.
Александр Мохов 
«Закония» в соц. сетях